Я помню ваше нетерпение, вашу напористость. Молодой человек, привыкший к успеху, каким вы были, приплясывал от нетерпения, рыл, так сказать, землю копытом. Но существуют победы, которых не стяжаешь в жаркой схватке, а вы тогда этого не знали. Как много молодых людей воображают, что с помощью силы, интеллекта и денег можно достичь всего! Но вам пришлось открыть мир бескорыстных даров, ибо таков мир любви. 

К этой девушке нужно было приступать не как завоеватель, но как «воздыхатель» — слово это кажется смешным, но, тем не менее, оно точно выражает суть дела. Точно так же и с дарами Божиими: кто на них претендует, тому Он в них отказывает; зато Он дарует их тем, кто о них воздыхает; я хочу сказать: кто уповает на них, кто ожидает их от одной только щедрости Божией. Так и ваша нищета, вопреки тому, что вы о ней думаете, есть ваше величайшее право на благодеяния Божии: нищета порождает надежду, а «надежда не постыжает» (Рим 5,5), т. е. не может быть обманута. Это богатых Бог отпускает ни с чем, и как раз потому, что, владея многим, они уже ни на что не надеются. А вот алчущий исполняется благ. Перечитайте Блаженства. 

Кто назван блаженным? — Нищий! А почему? Потому что, лишенный благ земных, он готов к принятию благодеяний Божиих. Верно, что одной только нищеты не достаточно, чтобы породить надежду, если она не опирается на обетования Господни, но в таких обетованиях у человечества не было недостатка с самого дня грехопадения! (Быт 3,15). И потому человечество никогда не погружалось целиком в отчаяние. Раскройте вашу Библию и проследите тему надежды. 

Посмотрите на Авраама, нищего самой жестокой нищетой, состоящей в отсутствии детей: Бог обещает ему потомство неисчислимое, как звезды, которые на Востоке так густо усеивают небо летними ночами. Но необходимо, чтобы он надеялся надеждой чистой, основанной только на всемогуществе Божием. Отсюда нескончаемые отсрочки. Авраама называют отцом верующих, но не меньше он заслуживает именоваться отцом надеющихся.

 Идет ли речь о евреях в Египте или о иудеях, переселенных в Вавилон, Бог вступается за них тогда, когда, исчерпав все человеческие основания для надежды, они, наконец, обращаются к Нему. Все время один и тот же способ воспитания: Бог может дать Свои дары только тому, кто надеется, и, чтобы пробудить в человеке эту надежду, у Него часто нет лучшего средства, чем погрузить человека в нищету; тогда между отчаянием и надеждой на Бога человек скорее всего изберет надежду. И вот еще, что следует отметить. Авраам надеялся попросту на человеческое потомство; иудеи — на национального освободителя. Но Бог желал им дать гораздо больше: Аврааму — духовное потомство, иудеям — освобождение от рабства греха. Так же Он поступает и с вами. Он ведет вас к надежде на Его силу, которая позволит вам следовать добродетели; но даст Он вам неизмеримо больше: Свою любовь, Свою близость. Он даст вам Самого Себя. Богу важно, чтобы человек, обнаружив собственную нищету, открылся для надежды. Тогда Он исполняет эту надежду, и даже неизмеримо превышает ее. Откройтесь же надежде!
Но знайте, что надежда не есть пассивность. Она выражается в усилии. Она заставила Авраама порвать со своей страной, со своим домом, с удобствами; она заставила его пуститься в путь; она поддерживала евреев в их долгой сорокалетней одиссее в песках пустыни; и опять-таки она воодушевляла толпы бедных иудеев, поющих и веселящихся, когда они пустынными тропами возвращались в разрушенный Иерусалим. Тот, кто надеется, освобождается, отрешается от всего, и поскольку он надеется, постольку отказывается останавливаться. 

Тот, кто надеется, идет вперед, и пока он надеется, продолжает идти смело, не оборачиваясь, поскольку его благо находится впереди. Вступите же на путь надежды. С течением времени ваша надежда изменит свой облик. Вначале она, несомненно, будет делом вашей воли — воли, опирающейся на веру в обетования Господни. Но, будучи живой, она разовьется, возрастет вместе с сознанием вашей нищеты и особенно вместе с вашей любовью к Богу. 

Любовь и надежда, действительно, очень связаны. Может ли любовь, обнаружив некое благо, не стремиться к полному им обладанию? Так бывает с тем, кто встретил Господа. Понемногу надежда овладевает всем его существом: разум стремится ко все более совершенному познанию Бога; сердцу не терпится достичь тесной близости с Ним; вся глубина существа кричит о своей потребности обладать Им и принадлежать Ему. Я ничего не выдумываю: стоит только прочесть писания великих духовных писателей. На определенной стадии своей эволюции их надежда непременно становится неутолимой жаждой, жаждой Бога живого. И надежда их не бывает напрасна. Иисус Христос дает им ту воду живую, о которой Он говорит: «Кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек» (Ин 4,14). И, делаясь все крепче, ваша надежда будет очищаться точно так же, как и любовь, из которой она проистекает. В начале духовной жизни мы надеемся для себя (ибо нуждаемся в поддержке и стремимся ощутить присутствие Божие), но постепенно мы начинаем надеяться для Бога: уже не для себя мы надеемся, но для Бога. Мы хотим быть в единении с Ним для Него, для Его славы, а не для нашей радости прежде всего. 

На пути этого очищения находится опыт некоторых мистиков, у которых надежда утрачивает свойство жгучего голода, жажды, тревоги, и становится спокойным преданием себя в руки Божии. Им открывается, что Он их ищет куда больше, чем они Его. Вот послушайте, как говорит один мусульманин: «Некий голос закричал мне: "О Абу-Язид, чего ты желаешь?” —
Я отвечал: "Я желаю ничего не желать, ибо я желанный, а Ты Тот, Кто желает”». Итак, я говорил вам о христианине, живущем надеждой так, как если бы он был совершенно одинок; но он погружен в безмерное творение, и он это сознает, и он желает быть единым со всею тварью. Он ощущает глухое воздыхание всей твари, о которой ап. Павел говорит нам, что она стенает совокупно о свободе славы сынов Божиих; и он предоставляет ей свое сердце и свой голос, чтобы в нем воздыхание ее превратилось в надежду. Более всего он чувствует себя соединенным с людьми, своими братьями — со всеми бедняками на земле, ищущими хлеба, крова, Родины, сколько-нибудь любви и уважения, и часто, не отдавая себе в том отчета, — Бога. Но также един он и со всеми богатыми, для которых их могущество, богатство, удовольствия не имели бы такого привкуса разочарования, если бы они не стремились к некоему абсолютному счастью. 

И среди всех тех, кому не хватает истинной надежды, находится их брат, в котором их желания, их отчаяние, их разочарование претворяются в молитву надежды. Его мужество, его постоянство в надежде даны ему в силу его принадлежности к народу надежды, к Церкви. Он сознает это и желает быть причастником надежды всех детей Божиих. Надежды, которая, несомненно, есть ожидание помощи Божией, но прежде всего, — желание Дня Господня, того дня, когда Христос вернется во славе, чтобы воскресить мертвых, сотворить новое небо и новую землю и принять поцелуй Отца вместе с неисчислимым народом спасенных. 

Тогда «Бог будет все во всех», и безнадежности уже не будет: все творение станет причастным бесконечному счастью Бога. Может показаться, что я мало говорил с вами о молитве. Но на самом деле она постоянно присутствовала в моих мыслях в то время, как я писал вам. Ибо время молитвы наиболее благоприятно для обновления и выражения надежды.

 В молитве она обретает новую силу в воспоминании об обетованиях Господних; в сухости молитвы надежда делается более жаждущей, и когда Господь в какой-то мере открывает наконец Себя, она с великим рвением устремляется к Нему. «Надежда не постыжает»