Главная » 2013 » Апрель » 19 » И ВСЕ-ТАКИ ЕВАНГЕЛИЕ…
22:03 И ВСЕ-ТАКИ ЕВАНГЕЛИЕ… | |
| Итак, высшая богословская формула гласит “Бог есть любовь”. Мы уже много говорим о любви, но ещё не дали её определения. Что ж, самую глубокую формулу любви можно почерпнуть из Евангелия: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). Подлинная любовь стремится отождествить себя с любимым человеком. Здесь поистине двое в одну плоть да будут (см.: Быт. 2, 24) [132] . В любви расширяется нервная периферия любящего и вбирает в себя боли и радости любимого человека. И потому путь любви — это вынесение своего жизненного центра из себя в другого. Это дарение, отдача, вверение, жертва. Такой любви к людям не открывает ни один богословский образ во внеевангельском мире. И мы спрашиваем Бога Евангелия: “Как Ты любишь людей?” И Он отвечает: “До Моей смерти…” Его любовь не только создала мир. Его любовь не только подарила людям свободу. Его любовь не только дала нам Закон. Его любовь не только даровала нам пророков и мудрость. Его любовь не только приняла человеческий лик. Он не казался — Он стал человеком. “Всю тебя, земля родная, в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя” (Ф. Тютчев). И Его любовь к нам пошла до конца, до предельной точки, до полной отдачи Себя, до полного отказа от Себя, до жертвы и смерти. “Как будто вышел человек, и вынес, и открыл ковчег, и все до нитки роздал” (Б. Пастернак)… Любить означает вобрать в себя как свои беды и радости любимого. И последнее, пожалуй, сложнее первого. «Плакать с плачущими нетрудно, а радоваться с радующимися (Римл. 12,15) не очень легко: мы легче сострадаем находящимся в несчастьи, нежели сорадуемся благоденствующим. Зависть и недоброжелательство не дозволяют не очень любомудрому сорадоваться благоденствующим. Поэтому будем стараться сорадоваться благоденствующим, чтобы очистить свою душу от зависти» (свт. Иоанн Златоуст) [133] . Любовь сорадовательная выше любви сострадающей и реже её. Если я узнал, что у моей сотрудницы (которую весь наш дружный коллектив по праву — как нам кажется — терпеть не может) погиб сын, то даже я смогу испытывать к ней чувство сострадания. И наличие этого сочувствия никак не будет свидетельством того, что я достиг нравственных высот. Труднее было бы разделить её радость, а не её скорбь. Например, если однажды я узнаю, что Фонд Сороса [134] выделил ей десять тысяч долларов на издание её никому не нужной книжки — смогу ли я ликовать вместе с нею? О, нет, скорее в то время, как она будет от счастья по потолку бегать, я будут шествовать зелёным как её доллары… Сорадование редко. А Христос умел сорадоваться с людьми. И первое Своё чудо Он сотворил в атмосфере радости. Не на кладбище произошло первое чудо Спасителя, а на брачном пиру в Кане Галилейской…И самую главную радость Бог разделяет с людьми: на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии (Лк. 15,7). Этот Бог — есть Любовь; Он не просто любит, Он есть Любовь. Он не просто имеет любовь, не просто проявляется в любви: Он есть Любовь. Что ж, мы начали свой разговор с сомнения в том, что религии можно сравнивать между собой. Но стоило нам разговор о религиозных верованиях перенести в ясную сферу разума, рациональных аргументов, формулировок и сопоставлений, как выяснилось, что религии сравнивать можно, и что при этом сравнении различия между религиями можно выражать в оценочной форме. Именно обращение к тому чувству человека, тому стремлению человеческого сердца, которое является наиболее таинственным и наименее рациональным — чувству любви — помогло нам найти способ вполне рационального сопоставления религий между собою. И когда я говорю, что христианство — не просто одна из религий, но что это высшая религия, “абсолютная религия” (скажем так вслед за Гегелем), единственная религия, предлагающая действительно достойный образ Бога, то я так говорю не потому, что к столь высокой оценке меня понуждает моя собственная принадлежность к христианству. Этот вывод понуждает сделать обычная человеческая логика. И обычная человечность. И обычное свободомыслие. Да, чтобы замечать и понимать очевидное, сегодняшнему человеку надо проявить недюжинную способность к свободному, независимому мышлению. Общественные моды, идеологии и газеты уже многие годы внушают нам идею “равенства религий” [135] . Их излюбленный “религиоведческий” тезис ироничный Честертон резюмировал так: “Христианство и буддизм очень похожи друг на друга; особенно буддизм” [136] . Но если к религиям относиться неидеологично, если не усматривать в них прежде всего идейный фундамент некоего тотально-общепланетарного “нового мирового порядка”, если не превращать их в политических заложников человеческих утопий, то обычное чувство реализма внятно поясняет: религии различны. Религии бывают более высокими и более плоскими. И при всем многообразии человеческих религий только христианство узнало и возвестило о том, что же означает величайшее религиозное открытие. Открытие того, что Бог есть Любовь. Слово Бог означает здесь — «Дух всюду сущий и единый, Кому нет места и причины, Кого никто постичь не мог, Кто всё Собою наполняет, Объемлет, зиждет, сохраняет, Кого мы называем — Бог!» (Г. Державин). Если кто-то из читателей предпочитает язык философии языку поэзии — в переводе это означает следующее: «Философский теизм означает философскую концептуализацию существования и природы Бога как абсолютной, трансцендентной по отношению к миру духовно-личностной действительности, выступающей как безусловный источник всего небожественного сущего и сохраняющей действенное присутствие в мире» [137] . Любовь же означает… Впрочем, воздержимся от полной «расшифровки» этого таинственного слова. Просто осознаем, что выбор между язычеством и христианством — это выбор между автоматизмом «кармического закона» и тем видением отношения Бога и мира, о котором сказал Пастернак: «Мирами правит жалость. Любовью внушена Вселенной небывалость и жизни новизна». | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |